Размышления о русском языке в моем будущем
Часть 1
Мне неудобно от того, как я стал размышлять о языке.
Для меня в принципе языки не проблема. Я быстро заговорил на английском, потому что стал на нем думать. Так же было с хорватским. Стал думать = стал говорить. Так случилось с моим начальным немецким, а ведь думать на начальном уровне всегда сложно. Но главное правило — не переводить в голове, а строить предложения на нужном языке сразу в голове из тех слов и грамматики, что знаешь.
Кстати, так же случилось с украинским. До 4 класса я не знал, что такой язык вообще существует! И только в 4 классе к нам в началку начала приходить Светлана Григорьевна, которую до сих пор уважаю и люблю, и учить нас мові. Помню как стоял у доски и впервые в жизни писал слова на вроде бы понятном, но тогда еще чужом языке (украинском). И это не фантазия. Я это помню. Кстати, мой класс был последний русскоязычный в моей школе. Но факт есть факт.
Помню, как сложно было делать упражнения по-украинскому дома. Как спрашивал помощи у родителей, а они могли помочь только ошибками. Ведь у мамы “кисточка” становилась “кісткою”, а разговор в стиле Азирова. И только бабушка могла мне чем-то помочь, ведь она еще училась в школе на украинском и говорила в селе на украинском до его тотального уничтожения в …. годах. Так было. Это моя история.
В 2013 году я переехал в Трускавец. Мне говорили, что “ваша моя дуже правильна, літературна”. Естественно, за время жизни там, свой украинский я отесал и прокачал, так что можно не только книжки читать и говорить о высоком. Пока я там жил, я не испытывал проблем из-за языка. Меня не просили говорить по-украински, когда я вдруг говорил по-русски. Никто меня не презирал и не принуждал. Скорее люди просили меня говорить так, как мне удобно, как бы намекая, что русский — не проблема.
Часть 2
Но еще тогда я решил говорить на украинском с украиноязычными, а на русском с русскоязычными. Это вполне естественно. Ведь когда я работал в США, то усердно прокачивал английский, чтобы свободно говорить с местными. Когда был в Таджикистане, то учил таджикский, а когда в Грузии, то целью был грузинский. Для меня это естественно и нормально. Жить в стране — значит погружаться в культуру, общаться с местными и работать с ними. Пытаться узнать культуру Грузии, Германии, Украины и любой страны с помощью е их языка, а например, английского, — это как заниматься любовью с тремя презервативами. Вроде бы и что-то происходит, вроде бы и понимаете друг друга, но английский ни для меня, ни для немца не родной. Так же и с украинским. Чтобы понимать Украину и украинцев, нужно говорить на украинском. Однако, русский остался языком моих мыслей и текста, а писал тогда я в разы больше, чем сейчас.
Язык на котором я научился говорить и думать — русский. Я написал сотни стихов и прозы на русском. Мой сборник стихов, которым я признавался будущей жене в любви был на русском. Я прочитал тысячу книг на русском. На русском написаны имена моих предков на их могильных камнях вплоть до прапрабабушки. А дальше на иврите или идише в Каменец-Подольске. Я четко на слух различаю русскую и украинскую версию произношения имени Роза, как зовут мою дочь.
Но со всем этим большим местом, которое занимает русский в моей жизни. С тем, что русский язык для меня стал языком самопознания и самовыражения, я сомневаюсь, что это будет так и дальше. Никогда раньше русский язык не был языком врага. Как историк, я прекрасно знаю, как московия и россия целенаправленно уничтожали украинский народ последние 400 лет. Но почему-то в мирное время хотелось верить в лучшие стороны человека. Я видел угрозы и надеялся, как и многие. Никогда раньше русский язык не был способом вычислить того, кто хочет убить моих близких и стереть с лица Земли всё, что мне дорого. Никогда раньше прилагательное “русский” не было так опасно и страшно.
Частина 3
Никогда раньше я не впадал в ступор от того, на каком языке писать текст или снимать видео. Скорее такой вопрос не возникал в принципе, если не было вопроса целевой аудитории. Если хочу затронуть англоязычных, пишу на английском. В других случаях язык моего текста – русский. Сейчас же, я вижу, как сильно зависаю над этим вопросом.
Я знаходжу мінімум 5 запитань, що виникають в мене, коли я думаю якою мовою тепер спілкуватися. І не всі ці питання мені приємні, але таке зараз життя. Я починаю сумніватися, 1) що хочу, щоби росіяни читали мій текст; 2) не хочу використовувати мову вбивць й поневолювачів; 3) відчуваю сором, що використовую російську; 4) не хочу, щоби люди переходили на російську заради мене; 5) не розумію, чому люди не можуть сприймати російську як будь-яку іншу мову, наприклад у Німеччині, бо коли хоч приїздить туди, то не вимагає, щоби з ними спілкувалися російською.
Такі питання я ставлю собі й поки не знаходжу остаточної й твердої відповіді.
Частина 4
Й головне, що всередині мене чомусь виникає відчуття, що повний перехід 1) потребує напруження й зусиль, й 2) російська мені все ж таки перша мова і я ніколи не зможу це змінити, навіть якщо все життя покладу заради того, щоби користуватися лише українською, чи будь-якою іншою мовою. Є ж мільйони прикладів людей, що повністю відмовились від першої мови в спілкуванні навіть в родинах й зробили основною мову тієї країни, де вони жили після країни виходу. Серед відомих творчих екзофоністів є Вольтер, Джек Керуак, Володимир Набоков, Айн Ренд, Марина Абрамович, Йозеф Корад, Шолом-Алейхем, й Гері Штейнгарт. Вони покинули свою батьківщину й повністю перейшли на іншу мову у творчості й публічному житті. Я не знаю, якою мовою вони спілкувалися вдома, але щось мені натякає, що Айн Ренд, ця залізла леді, точно спілкувалася не російською.
Питання не вирішене. Я не знаю, що робити з мовою. Але точно не хочу відчувати сором й провину. Ці відчуття не створять нічого доброго для України й українців, тим паче якщо будуть повʼязані з мовою. Заклики в стилі: “перейдіть на українську враз” та “якби хотіли б, то перейшли” я все ще вважаю провокаційними й такими, що розділяють людей, а не створюють любов й підтримку.
Поки це для мене так, я вирішив для себе ось що. Будь-де в Україні коли я починаю спілкування з невідомою людиною, я буду говорити українською. Тобто за замовчуванням – українська. Якщо мені відповідають російською – добре, будемо далі так. Але для мене українська стає мовою першого контакту й мовою за замовчуванням до касування.
Так само як у США. Усі за дефолтом починають говорити англійською. Якщо ж у процесі людина переходить на українську – добре! Якщо на хорватську – Dobro! Німецька? Gut! Тобто мова спілкування та, якою зручно спілкуватися усім співрозмовникам, а не та, якою змушені говорити через правила, сором, або будь-що ще. Ось так.